Тень Вагнера

200 лет назад родился самый спорный немецкий композитор. Его музыка все еще как радует людей, так и давит на них, ведь она воодушевляла и нацистов. Так кто же такой Ричард Вагнер? Интересно послушать впечатления наших современников: как изменилось отношение к этому явлению в наши дни.

Стефан Балкенхол не растроган, не ошеломлен и не вдохновлен. Он не ломает голову ни над мифом, ни над злом, ни над тем, что последовало после. Он не страдает. Не брезгует. Он медленно крутит сигарету, встает, роется в своем комоде и достает старинную пластинку «Тангейзера» (“Tannhäuser”) Вагнера венгерской записи, которую он купил на блошином рынке. Он заводит пластинку, она потрескивает при прологе. Балькенхол садится и медленно закуривает, начиная так же медленно говорить. Музыку он в разговоре не упоминает, ни ее эмоции, ни ее экспрессию, ни ее воодушевление. Музыка просто играет как фон для беседы.

В этом смысле Стефан Балкенхол является исключением, абсолютным исключением из людей, которые имеют дело с Вагнером. Он остается бесстрастным. Он кладет два стейка на сковородку, и из-за шкворчания Тангейзера почти не слышно.

Балкенхоф – скульптор. До 22 мая он должен сделать статую Вагнера, которую поставят в Лейпциге на двухсотый день рождения композитора, в год Вагнера. Балкенхола это не беспокоит. Сходство статуи и композитора поразительно – изумительное лицо, высокий лоб, огромный нос, сильный подбородок. Вагнер был немного уродливым, и это Балкенхол менять не будет.

Ему не нужно много бронзы – в Вагнере было всего 166 сантиметров, а изменять реальность Балкенхол не собирается. Он хочет придать скульптуре человечность, не допуская никакого преувеличения или пафоса. Пусть это будет простой человечек на пьедестале. Однако всего этого было бы слишком мало, потому что значение Вагнера гораздо серьезнее. Поэтому позади фигуры Балкенхол создал огромную тень. По его словам, это может значить что угодно для каждого – например, символ работы, пережившей и превзошедшей создателя. Или тень, которую Вагнер отбрасывает до сегодняшнего дня.

В этой тени соединены и Музыка, и Холокост – самое прекрасное, что сделали люди, и самое ужасное, что было ими сделано. Вагнер – безумный гений. Он был не просто композитором, но сумел повлиять и на Гитлера, и на Третий Рейх, хоть к этому времени и был уже мертв: двенадцатилетний Фюрер впервые услышал «Лоэнгрина» (“Lohengrin”) в Линце, в 1901 году. Позже Гитлер написал: “Я был захвачен с первой ноты”.

У многих такая же реакция на произведения композитора – пленение, ошеломление, растроганность, воодушевление. Вот как задает возникающий из этого вопрос Нике Вагнер, правнучка композитора: “Можем ли мы слушать произведения Вагнера с удовольствием, хоть и знаем, что он был антисемитом?” Под этим вопросом скрывается куда большая тема, чем простой философский вопрос – может ли существовать для немцев беззаботное удовольствие от подобного факта, произошедшего в их истории?

Годы нацистской Германии – как засов на двери воспоминаний о хорошей Германии, о тех композиторах, поэтах и философах, даровавших XVIII и XX веку столько красоты и познания мира – Кант, Гегель, Гёте, Шиллер, Бетховен, Вагнер. Романтики. И вдруг, внезапно немцы выбрали себе Гитлера и, под его предводительством, спустили с привязи пламя ада. Народ превратился из высококультурной нации в новых варваров в считанные годы. Или может не внезапно, а из-за вознесения, растроганности и нерешительности? В конце концов, за фюрером следовали как массы, так и элита немецкого общества.

Ввиду этого факта, прямой или косвенной связи с нацизмом , позже некоторых артистов временно запрещали, например Эрнста Юнгера, Готфрида Бенна или Мартина Хайдегерра. С Вагнером все обстоит несколько иначе, ведь на момент существования Рейха его уже не было в живых. Но Гитлер мог у него поучиться, хотя они и не пересекались из-за факта рождения и смерти. В Гитлере крылся Вагнер, и поэтому в памяти о Вагнере кроется Гитлер.

Вот почему тень такая большая. Говоря о Вагнере, говорят и о денатурированной истории, о нарушенном наслаждении немцами светлой стороны своей культуры и истории. Тот, кто говорит о Вагнере, говорит как о светлой музыке, так и о темный временах Нацисткой Германии одновременно. Многие не могут или не хотят избегать этого эффекта, они уступили мощи Вагнера. Об этих людях и пойдет рассказ. О тех, чьи жизни были вовлечены в загадку Вагнера. О тех, кому от этого пришлось нелегко.

Публицист Иоахим Кёллер, 60, особенно радикально описал темную сторону Вагнера, когда выпустил книгу Вагнеровский Гитлер – пророк и его исполнитель в 1997 году. В 500 страницах он рисует Гитлера как творение Вагнера, который впервые задумался стать политиком, послушав оперу “Rienzi”.

В работе Вагнера Иудейство в музыке Гитлер прочел, как далеко может дойти антисемитизм. Таким образом, композитор косвенно провоцирует создание гибели еврейского народа. В операх Кёллер нашел много ненависти к евреям – Миме из Зигфрида или Кундри из Парсеваля это мерзкие карикатуры якобы плохих евреев. Кёллер считает, что оперы Вагнера подали нацистам идеи для их расовых учений, цитируя Геббельса: “Вагнер научил нас, что такое евреи”

Сноха Вагнера Винифред еще в двадцатых годах приглашала юного Гитлера на Зеленый Холм в Байройте. Когда он, находясь в заточении, писал Mein Kampf, она посылала ему чернила, ластики и карандаши. По мнению Кёллера, Зеленый Холм был обителью зла, а Вагнер – праотцом Холокоста.

от что происходит в этой обители зла 25-го июля 2012 – премьера Летучего Голландца. Приехала Ангела Меркель, и с ней полдюжины политических лидеров из Берлина. Жара, смокинги, платья, большие прически, которые уменьшались с каждым часом. Байройтские празднества все еще являются народным праздником страны, но в то же время они по-немецки однообразно тусклые: люди лишь в большом количестве поглощают знаменитые сардельки. И этим все сказано. Даже распыленная в искусстве сарделька остается просто сарделькой, исключительно ради которой собирается любое общество. Музыка начинает играть, и театр становится зоной бедствия. Стулья твердые и стоят тесно. Воздух теплый и затхлый. Мужчины снимают пиджаки, женщины обмахиваются программами, воздух тяжел, снизу справа выводят старую женщину, ей нехорошо. Из карманов пиджаков мужчины достают телефоны и начинают трещать клавишами, в то время как Кристиан Тильман дирижирует Голландца.

Примерно в середине театра, сидит молодой человек, положивший руку на колено своей подруги. При каждом куплете певца он подается вперед, как будто хочет оказаться ближе к успеху. Под конец, когда раздаются аплодисменты, он встает и, пробираясь через посетителей, идет к выходу. Поздравление раздают дирижёру, солисту, инструментам, и внезапно молодой человек выходит на трибуну. Поздравления сменяются выкриками и посвистыванием.

Спустя восемь месяцев, этот же молодой человек сидит в ресторане в Майнце. Его имя Филипп Глогер и он дирижировал Голландца 2012 года. “Я ожидал услышать эти выкрики,” говорит он. И действительно, режиссеры в Байройте очень часто уходят под негативные выкрики толпы. Глогеру 32 года и ему безразличны эти выкрики, они стали для него нормой. Но, к сожалению, за этим есть кое-то похуже – Глогер пережил нападение из истории. Гитлер снова был в Байройте, а это большое событие как для истории, так и для Байройта.

Он мало знал о Вагнере, когда получил приглашение в Зеленый Холм. Он прочитал официальную биографию Вагнера и принял его облик “Человека с ужасной жизнью” за правду – Вагнер использовал женщин, дурачил друзей и постоянно скулил о деньгах, которые были нужны ему для поддержания своей роскошной жизни. К примеру, этот случай хорошо описывает, кем был Вагнер: он вступил в отношения с Козимой фон Булов, женой работающего на него дирижера. У них родился ребенок, которого Косима приписала своему мужу. Когда же поползли слухи об их романе, Вагнер написал письменное заявление чести для Косимы, которое подписал его покровитель король Баварии Людвиг второй. Позже, Вагнер женился на Косиме.

Говорят, что идея Летучего Голландца пришла к Вагнеру, когда он, спасаясь от кредиторов путешествием на Северном море, попал там в шторм. Глогер не хотел инсценировки с намеками на Антисемитизм Вагнера, Гитлера или прошлого как факта. Он хотел настоящего. Из голландца он сделал современного путешественника, страдающего от неугомонности и эмоциональной пустоты. Его актером был русский бас-баритон Евгений Никитин, во время проб показавший огромное сопереживание и эмоциональность, он даже часто пел со слезами на глазах.

Глогер смотрел на пробы к Lohengrin, когда пришли плохие новости – на теле Никитина были вытатуированы руны, используемые СС. Они решили выпить совместно пива в баре и обсудить этот деликатный вопрос, Никитин сказал, что руны были спиритическими знаками викингов. Потом так же дошла информация, что на груди у Никитина была татуировка, похожая на свастику. До премьеры оставалось пять дней…

Мгновенно немецкое прошлое перешло в немецкое настоящее – может ли человек со свастикой на груди петь в Байройте, несмотря на Иудаизм в музыке, несмотря на Винифред и Гитлера? Никитин ушел, Глогер попытался найти нового бас-баритона и хотел ясно объяснить журналистам, что все равно главное – инсценировка, командная работа и усилия каждого человека, а не сам проект, и так далее. В комнате накалилась обстановка, и это стало типичной немецкой ситуацией – кто-то говорит, что в Германии есть больше, чем Гитлер, и что о нем не нужно читать и писать, но в итоге все снова читают и пишут о Гитлере.

Когда Глогер повествует об этом в ресторане Майнца, он выглядит как жертва немецкой истории. По его мнению, такой шанс дается только один раз, а теперь, по его словам, от самого большого шедевра его жизни осталась свастика на груди певца, которой из-за нее и не спел. Глогер – печальное зрелище, человек, с молодости хватавшийся за звезды и трагически падший вниз, как Зигфрид. Кто занимается Вагнером, может оказаться в весьма похожей ситуации. Над Зелёным Холмом по сей день довлеет магия Вагнера, как добрая, так и злая.

Добрую магию видит Джонатан Ливни, 65 лет, на каждом концерте в Байройте, который он посещает, а Байройт он посещает часто. Во время пауз он заводит разговоры с другими посетителями и радуется каждый раз, когда слышит иврит, свой родной язык. Ливни – израильтянин, и обожает музыку Вагнера.

Его отец был немецким евреем, который предвидел ужас тридцатых годов и бежал в Палестину, единственный член семьи. Остальные погибли. Как говорит Ливни младший: “Бог умер в Освенциме”.

Он сидит в одном из отелей Иерусалима, рядом с припозднившимся рождественским деревом, которое не убрали после Рождества. Говорит о потерянной семье и у него на глаза наворачиваются слезы. Потом он рассказывает, что его отец забрал много пластинок из Германии, в том числе и Вагнера. Отец Ливни любил Вагнера, и его сыну это передалось – он проезжает полмира чтобы послушать и посмотреть Кольцо Нибелунгов. Он перечисляет места, где он уже смотрел ее – Торонто, Сан-Франциско, Страсбург, Берлин, Парис, Сидней, Лондон, Вена, Майланд и Лос-Анджелес.

Ливни говорит живо и быстро. Он носит пестрые очки и приехал в отель на мотороллере. Дважды он пытался открыто показать Вагнера в Израиле. Хоть это и не запрещено, Ливни отказали.

Это также осадило Ноаха Клигера, 86-летнего журналиста израильтянина. Клигер пережил Освенцим, выдавая себя за боксера, коим он не был. Он спасся благодаря большим рационам, которые получали боксеры. Клигер рассказывает так же живо, как и Ливни, но гораздо медленнее.

Клигер против Вагнера в Израиле не потому что тот был антисемитом, ведь по этой же причине нужно было бы и запретить Ричарда Штраусса. “Вагнер был больше, чем антисемит, он хотел уничтожения всего еврейского народа”, говорит Клигер, и достает письмо Вагнера как подтверждение – Ответ Вагнера на письмо Косимы, которая рассказала мужу о пожаре в театре Вены. Ответ Вагнера – во время показа Натана должны были сгореть все евреи. Пусть тот, кому нравится Вагнер, слушает его дома, говорит Клигер, но концерт для всех – уже перебор. На предложение беседы между ним и Ливни Клигер отказался.

По словам Ливни, Клинер – профессиональный выживатель Холокоста. В Израиле эта фраза используется как оскорбление людей, которые во время бесед используют личный опыт выживания во времена нацистов как аргумент. “Вагнер был ужасным человеком, но делал прекрасную музыку” – говорит Ливни, тем самым разделяя работу и человека. И именно поэтому он не станет требовать концерта к 200-летию Вагнера: людям может показаться, что этим Ливни хочет почтить Вагнера, а он как раз не хочет. Ему интересна только музыка.

Два года назад он основал Круг Вагнера, чтобы сломать последний символ Немецкой Ненависти. Израильтяне обожают Фольксвагены, автомобили, изобретенные во время правления Гитлера, но не переносят Вагнера. По этой причине Ливни не понимает Клигера и ему подобных.

Ливни плевать на угрозы и телефонные звонки. “Чем больше мне угрожают, тем больше я бьюсь за разрешение концерта. Музыка не содержит в себе антисемитизма”

Возможна ли музыка без культурного или исторического контекста? Итак, уже были две попытки спасти музыку, только из-за музыки.

Кристиан Тильман, 54, дирижер и специалист по Вагнеру, может поведать об опыте исполнения Вагнера в Байройте. Эту музыку нужно исполнять плавно и держать дистанцию, как говорил бывший директор театра Вольфганг Вагнер и его жена Гудфрун. Это и делает Тильман – остается плавным и держит дистанцию. В оркестровой яме стоит телефон, и когда Тильман блистал на пробах, он знал, что ему скажет Вагнер – слишком громко. «Слишком громко» в Байройте может произойти быстро, и поэтому установлено правило – не дирижировать форте. Когда дирижер увлекается музыкой, наступает начало конца. В этой музыке находится столько мощи, что дирижер должен обращаться с ней очень осторожно, чтобы она не взорвалась на публику.

Каково это, слушать музыку, может хорошо описать 45-летний Маркус Кабиш. Он изучал музыку, но сейчас работает в солнечной индустрии. Он живет в Лейпциге, месте рождения Вагнера, и однажды он обнаружил, что в Лейпциге едва упоминают композитора. Он основал клуб, который должен был поставить Вагнеру памятник в его городе рождения, но никто не принес денег. Он думает, что существует мнение, что Вагнер не подходит к изображению либерального, открытого города. Он нашел другой источник финансирования, и теперь скульптор Стефан Балькенхол работает над скульптурой с тенью.

Кабишу нравится музыка Вагнера, но он не может слушать её ежедневно. По его словам она заставляет человека терять индивидуальность, и он приходит в экстазионный ступор. Эта музыка убеждения, одна из причин её использования нацистами. И снова, когда разговор заходит о Вагнере, начинаются разговоры о политике.

Целью Вагнера и было создать политическую музыку. Он не просто хотел быть артистом, он также хотел создать новое общество, стремящееся к любви вместо денег и власти. Его музыка была пропагандой этой идеи.

Нацистам это подошло, ведь они сами работали с экстазией, убеждением и упоением, например во время партийных дней в Нюрнберге. У немцев они тем самым образом вызывали умиление и чувство пафоса, что можно найти в романтике Фридриха Шиллера или в философии Мартина Хайдегерра. В музыке Вагнера чувствуется старинная немецкая страсть.

Со времен Гитлера этот пафос больше не существует в немецкой политике, в отличие от политики французской или американской. Немцы могут наслаждаться музыкой Вагнера, когда занимают позиции “эта музыка невиновна, политические контексты музыки не имеют значения”. Это является невинным пафосом. Так выглядит немецкое наслаждение Вагнером.

Вот как Нике Вагнер, правнучка композитора, отвечает на свой вопрос: “Композитор Тристана был антисемитом и хотел сжечь Париж дотла. Вагнер был и остается моральной проблемой. И все же, никто сегодня не слушает музыку Вагнера идеологически. Поэтому должно быть разрешено, разделять музыку от ее 200-летнего создателя. Демонстративного антисемитизма в этой музыке нет”.

Нике говорит это в лобби отеля Альдон в Берлине, рядом с известным слоновьим фонтаном. Можно попытаться найти черты ее прадедушки в ее лице, но попытка тщетная – Вагнер был неотёсанным и грубым, а черты ее лица грациозны и изящны.

Когда разговор заходит о семье, нужно обратиться к семейному древу – Косима родила Вагнеру Зигрфрида, который женился на Винифред. От него пошли сыновья Вольфганг и Виланд, которые совместно руководили Бойройтскими играми с 1951 до 1966 года. Нике Вагнер – дочь Виланда, Ева Паскер-Вагнер дочь Вольфганга из первого брака, Катерина – из второго.

Вагнеры для Германии то же, что Атриды для древней Греции – был один, в этом случае Атрей, и потом проклятие осело на все поколения этого рода – Агамемнон, Менелаос, Ифигения, Орест и Электра. Вражда преследует эту семью, так же, как и семью Вагнеров.

Нике Вагнер жила в Вилле Ванфрид, которую построил её прадедушка в Байройте, и выросла практически в театре, присутствовала там постоянно и, также, сидела на пробах. “Раньше приватно слушали Баха, Бетховена, позже тинэйджеры торчали от Элвиса Пресли. Даже Петера Крауса не обошли стороной”, говорит Нике. В саду возвышается странная стена высотой в 4 метра, которую построил её отец чтобы не видеть Винифред, свою мать. Она жила рядом и до самой своей смерти в 1980 году принимала у себя старых друзей из СС. Когда надо было пожаловаться, стена заменяла ей сына.

По словам Нике, её отец ни разу не перешел через стену. Он обвинял свою мать в том, что она затягивает его в нацистскую историю. Виланд был любимчиком Гитлера в Байройте – к его 18тилетию Гитлер подарил Мерседес, и говорил о Виланде как наследнике престола Зеленого Холма. Вагнер стал членом партии, зарабатывал тонны денег от привилегии продавать фотопортреты Гитлера. Позже, как директор театра, Виланду удалось создать образ хорошего Вагнера перед интеллектуальной сценой Республики, там он инсценировал своего взыскательного дедушку.

Обвиняла ли его Нике из-за близости с Гитлером? Под конец нацисткой эпохи ему было 28 лет, он был не только жертвой своей матери. По её словам, Виланд осуществил разрыв с коричневым прошлым двумя способами – через отвержение своей матери и эстетическую чистку театра. Однако, Байройт от этого не сделался в одно мгновенье морально перевоспитанным, или освободился от памяти о нацистах.

Нике не забывает историю, но она бережет своего отца. В немецких отзывах о своей истории всегда говорят о сохранении – что может остаться, что может считаться хорошим? Ричард Вагнер? А если не он, то хотя бы Виланд Вагнер, сделавший Байройт вновь приемлемым.

Катарина Вагнер, 34 года, ведет себя так же, как Нике. Когда разговор заходит о нацистах, она сразу же вспоминает Винифред. На этот счет у всей семьи одно мнение – Винифред должна была нести коричневое бремя, чтобы уберечь семью. Однако односторонне это не было – во время второй мировой войны Винифред помогала евреям.

До сегодняшнего дня историки уверены, что Вагнеры утаили документы из Гитлеровской эпохи. На этот счет и Катарина, и Нике говорят одно – они готовы на все, но когда это не затрагивает семью.

Катарина Вагнер сильно отличается от Нике – в ее облике есть что-то массивное и сердечное. Можно предположить, что она произошла из сосисочной, а не из семьи, являющейся символом немецкой высокой культуры. Однако так же выглядели её отец и дед.
Хоть Виланд и Вольфганг вместе руководили театром, они постоянно враждовали. Когда Виланд умер в 1966 году, Вольфганг линейкой измерял квартиру вдовы и продлил аренду. Мама Нике не смогла платить и должна была съехать вместе с детьми.

Нике Вагнер потеряла богатство детства и позже стала объектом острой критики своего дяди Вольфганга, руководивший театром до 2008 года, и умершим два года спустя. Она хотела стать продолжателем семейного дела, вместе с кузиной Евой Вагнер-Паскер. Но кузина разорвала связь, когда узнала что получит работу, только если будет выступать с Катариной. С 2008 обе двоюродные сестры возглавляют театр, а Катарина работает режиссером.

По словам Нике, она не собирается заводить общественный суд – обе дамы должны были доказать, что могут руководить. Это не помешало ей сделать пару жалоб, таких как некомпетентность в санитарной уборки виллы. Позже она, с поджатыми губами, заявила – нельзя считаться артистом только потому, что тебя зовут Вагнер.

Катарина Вагнер пожимает плечами. Конечно же она ничего не имеет против своей кузины. Она заявляет это со спокойствием победительницы, коей она и является – она руководит известными во всем мире театральными выступлениями, ее сестра руководит фестивалем искусств в Веймаре. Большая часть семьи перешла через вражду. Ее больше нет.

Каждое дето Нике ездит в Байройт. Иногда она видит Катарину, но не вступает с ней в разговор. Обе кузины ни разу не говорили друг с другом, и Нике все еще ждет приглашения на примирительное шампанское, хоть и не делает встречных шагов к кузине. Она садится на свое место в театре и слушает музыку прадеда.

В 1986 в Байройтский театр впервые пришел политический ученый Удо Бермбах послушать Кольцо Нибелунгов. В настоящее время ему 75. Тогда он был захвачен Вагнером — и музыкой, и политикой. Он задал себе тему исследований и стал экспертом в работе музыканта. Недавно вышла его книга Миф Вагнера.

Для Бермбаха Вагнер был не протофашистом, как его описывал Кёллер. Для Бермбаха Вагнер – левый. В 1848-49 годах Вагнер проходил через революционные фазы, когда половина Германии сражалась за демократию и свободу. Во время восстания в Дрездене в мая 1849, он писал листовки, транспортировал гранаты, поддерживал тесный контакт с русским анархистом Михаилом Бакуниным и смотрел на прусские войска из башни церкви. Когда дело было проиграно, он сбежал в Цюрих, где жил в изгнании до 1858 года.

В Цюрихе он пережидал долгое время – он волочился за замужней Матильдой Везендок и писал Францу Лизсту – Я должен сойти здесь с ума, потому что по-другому тут невозможно жить!

Когда он вернулся в Германию, он завязал контакты с монархией и Людвигом Вторым, который финансировал Вагнера. Ведь у левых денег нет. Что осталось, так это утопия лучшего будущего, в котором деньги – не власть.

Кольцо Нибелунгов поэтому является антикапиталистическим произведением, чем и актуально. Драма начинается со спекуляции отца Вотана, который строит дом, который он не может оплатить, перед гигантским Фафниром и Фасольтом.

Вагнер также покрывает идеи о немецкой душе в своих утопиях. Идеи о лучшем мире можно увидеть в любом био-супермаркете – он показывает успех зеленых против силовой политики. Как показывает книга Франка Ширмахера Эго, антикапиталистические идеи распространены везде.

В своих утопиях Вагнер был и левым, и правым. Он говорит о хорошем обществе идеальстов, о чем мечтали коммунисты и нацисты. Нацисты забрали идею расизма, что помогло приписать Вагнера к ним. Из-за этого левые от него дистанцировались.

Для Бермбаха это самая большая ошибка левых. Из-за антисемитизма они отдали Вагнера правым. Если бы они его оставили, нацисты не смогли бы его использовать, и Вагнер не оказался бы в такой ситуации. Бармбех считает книгу Кёллера перебором – Гитлер не являлся творением Вагнера.

Йоахим Кёллер худой мужчина, который немного похож на друга Вагнера Ницше, и хочет сохранить его работу, хоть и написал такую агрессивную книгу как Вагнеровский Гитлер. Сидя рядом с итальянцем в Гамбурге, он рассказывает, как создал эту книгу.
В девяностых Кёллер работал на Звезду и волновался за мемуары Вольфганга Вагнера, который, по его мнению, надругался над историей, показав Гитлера в виде доброго дяди Вольфа. Из-за этого он и написал книгу.

Кёллер подошел к работе детективно, как Шерлок Холмс. Он избегал изображения Вагнера как столетнего гения, последнего из титанов. Кто-бы мог подумать, но Кёллер расстроен.

Насчет его тезиса о вине Вагнера в Холокосте Кёллер говорит – Вагнер был также виноват как Хегель, Маркс или Шопензауэр, поскольку антисемитизм был тогда частью общества. Вагнер работал с еврейскими дирижерами и долго дружил с евреями. Это сложно приписать антисемиту.

Но как же все дошло до Иудаизма в музыке? По мнению Кёллера, Вагнер часто противоречил себе – он был вегетарианцем, но не мог отказаться от ежедневного стейка. Он одновременно был пророком и шутом.

Кёллер начинает с длинной лекции про комичное в Вагнере. Это было страстью к женской одежде, подписки на парижские журналы моды. Он носил неглиже из шелка, которые шил сам. Вагнера было сложно рисовать, так как он вечно корчил рожи и дурачился. Как театральный человек он не очень различал жизнь и театр и говорил всем не принимать его серьезно.

То есть, все было шуткой? Шутливый антисемитизм является терпимым? С Вагнером возможно все. Кёллер сидит как неверующий, как помолодевший критик. Он говорит с предельной ясностью – я больше не вижу прямого влияния Вагнера на Гитлера. Гитлер не стал Гитлером, потому что слушал Риенци.

Сила Вагнера. Кёллер почувствовал ее тоже. Самый большой ненавистник силы был при жизни человеком, который мог быть очень властным – к своим женам, сотрудникам, друзьям. Он обладал той силой, которую было сложно избежать в общении, на работе и в желании лучшего общества. Этот титанизм, который в глазах Кёллера истек, это желание большего было немецким характером до прихода Гитлера. В Вагнере всем этим можно еще насладиться, хоть и не в полной мере. С ним можно пробиться через барьер 1933-1935 годов, если прикрыть глаза.

Есть еще кое-что. Любовь. Когда говорят о Вагнере, говорят о любви. Через смерть Вагнер сделал любовь большой, через трагедию Зигрфрида и Брунхильды, через трагедию Тристана и Изольды.

Александра Альтхоф-Пуглизе – элегантная, красивая женщина неопределенных лет. Молодой ее уже точно не назовешь, но слово старая к ней тоже не подходит. Она является председателем союза Вагнера в Вене, важный для Вагнера город. Здесь он часто работал и умер 13 Февраля 1883 года.

Стоит солнечная погода. На Альтхоф-Пуглизе красивая шляпа и она показывает места, важные для Вагнера – дворец, в котором он снял 15 комнат для своей семьи. Сегодня это игровое казино. Автоматы трещат, и в одной из комнат Вагнера сидит управление казино. Альтхоф-Пуглизе поставила себе задачу отвоевать комнату за комнату, вещь за вещью. Комнату, в которой Вагнер писал, она уже заполучила. Она рассказывает живо, ее слова как будто танцуют.

Еще утром, в день смерти, Вагнер спорил с Косимой насчет другой женщины. Он сидел за столом и писал, когда служанка услышала его стон. В три часа дня врач подтвердил его смерть. Перед смертью Вагнер написал – тем не менее, процесс эмансипации женщины проходит только через экстатические конвульсии. Любовь – это трагедия. Очень подходящие последние слова.

Днем Альтхоф-Пуглизе сидит в ресторане, который часто посещала с мужем. Она была оперной певицей в Театро ла Фениче, где и познакомилась с будущем мужем, музыкальным критиком и основателем союза Вагнера. Он был гораздо старше ее, и это была любовь с большой буквы. Три года спустя после его смерти его жена продолжает дело – оставить память о Вагнере в Венеции.

На обед она берет рыбу с белым вином, и просит не беспокоить ее насчет красного вина. Когда она пьет красное вино, она пьет марку, которую пил её муж – Мерло из Венето. Она заказывает блюда, которые ел её муж, и много о нем говорит. Но не трагично. Скорее возвышенно и меланхолично. И преисполнено, как будто она нашла способ вновь жить вместе с Джузеппе, её мужем. Когда она позже надевает шляпу, она говорит, что эта шляпа принадлежала её мужу. По ее мнению, именно в такие моменты нужно слушать Вагнера – красивая музыка о любви и трагедии, тихие моменты, а не бомбардирующие пассажи.

Печатная версия: Der Spiegel, 30 марта 2013 года
Источник: DER SPIEGEL, 14/2013.
Автор текста: Von Dirk Kurbjuweit
Перевод @ spletnizza.com 2016